Морозова В.В.
Полифонические иллюзии российского прогресса: Великая война
...Сейчас есть то, чего не было,- есть война.
И всё изменилось. В новом багровом, лучше изменились все цвета.
Зинаида Гиппиус
Выволакивайте будущее.
Владимир Маяковский
О будущем можно мечтать. Иногда, просто ждать. В него можно верить. Или не верить. Будущее может порождать страх ожиданий. И тогда (как сегодня в России?) мы относимся к нему отчуждённо. И задаем себе и другим бесконечные вопросы.
Всегда ли в мире социального времени переход из настоящего ведет к будущему?
И в какой мере будущее нужно ждать, а в какой его можно и должно творить?
Можно ли создавать будущее лишь для себя, оставаясь отчужденным от созидания для всех?
А если будущее можно творить, почему большинство предпочитает его ждать?
Почему человек в эпоху гегемонии капитала, за часы пересекая континенты и океаны, так и не осуществляет прорыва в будущее, а Циолковский в провинциальной Калуге, не зная, что такое аналоговые компьютеры, тем не менее прорвался именно в будущее? И ведь когда? Когда шла война ... и послевоенное лихолетье.
Почему революционные массы в нашей стране, несмотря на холод и голод, жили в будущем и творили его в меру собственных сил, понимания и противоречий, а успешный, комфортный человек XXI века, вооруженный высоким технологиями, творить будущее не может? Или не хочет? Или боится?
Мера будущности той или иной общественной системы определяется тем, насколько она обладает потенциалом разрешения тех её противоречий, которые характерны для её настоящего состояния.
Но ведь противоречия можно решать по-разному: ценой будущего или во имя будущего...
Можно ли будущее творить из прошлого?
«Славяне – народ столь могущественный, что если бы множество его поколений и родов соединились вместе, а не были бы они сейчас разделены, то ни один народ в мире не померялся бы с ним в силе» [1].
В годы первой мировой войны степень политизации обсуждения славянского вопроса сильно возросла, что отразилось на его трактовки всеми идейными направлениями.
Официальный взгляд на причины и цели войны был зафиксирован в манифесте Николая ІІ от 12 июля и воззвании Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича от 1 августа 1914 г.
«Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно... Ныне предстоит уже не заступиться только за несправедливо обиженную страну, но и оградить честь, достоинство, целость России и положение её среди великих держав» [2]. Верховный главнокомандующий, обращаясь в своем воззвании к полякам, заявлял: «Пробил час, когда заветная мечта наших отцов и дедов может осуществиться, пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром русского царя... Воссоединится Польша, свободная в своей вере, языке, самоуправлении» [3].
Проправительственная, официозная пропаганда старалась доказать справедливый характер войны со стороны России. Философ И.А. Ильин утверждал, что настоящая война с Германией есть война духовно-оборонительная и останется ею даже в том случае, если русские войска войдут в центр Германии и если мир присоединит к России польские и славянские земли. К.Я.Грот писал, что Россия смотрит на войну как освободительную для всего западного и южного славянства...
У черносотенцев мастером скандально шовинистической пропаганды являлся деятель «Русского собрания» Н.Н.Шипов.
С одной стороны, он обвинял в развязывании войны «жидомасонов», с другой – всячески ругал неославистов. Последние, по его словам, тесно сплотившись с кадетами и людьми, ничего не видящими в прошлом России, кроме тьмы, невежества и изуверства, говорят, что судьбы славянства нельзя соединить с религией. После победоносной войны, заявлял Шипов, все славянские государства должны объединиться в Славянский союз, имеющий общую денежную систему, таможенный союз, единое войско и единое министерство иностранных дел. Русский язык должен сделаться общеславянским языком.
Интересы русской интеллигенции, ориентировавшейся на связи с Антантой, формулировал кадетский деятель П.Б. Струве. Россия призвана теперь довести до конца расширение империи, осуществить ее имперские задачи и её славянское призвание. Во-первых, это означает присоединение «русской Галичины», во-вторых, возрождение Польши как единого национального организма. Подводя под эти претензии идейную базу, Струве заявлял, что на поле брани осуществляется религиозное чудо слияния силы и правды, разрешается великая загадка истории. Если в Великой России выражается факт и идея русской силы, то в Святой Руси выражается факт русской правды.
Один из «веховцев», В.Ф. Эрн, считал, что мировая война является столкновением русского (славянского) духа с германским. Гордая, материальная, внешняя идея германская сталкивается со смиренной, духовной и внутренней идеей русской. Критически оценив немецкий национальный характер, Эрн весьма рискованным образом интерпретировал вызванные новыми условиями изменения роли славянофильства.
Другой «веховец», Н.А. Бердяев писал Эрну: «Истина легко может стать игралищем национально-расовых страстей... Наши славянофильствующие философы устанавливают тип германской философии, германской религии, германской мистики, который признают греховным и ложным потому уже, что он германский» [5].
По мысли Бердяева, философское мышление не должно быть нарочито русским, искусственно противопоставляемым всему германскому. «Мы, – утверждал он, – наиболее национальны, наиболее русские тогда, когда ищем из своей глубины правду и истину, а не тогда, когда только русское провозглашаем только истинным и праведным, а германское – ложным и греховным» [6].
Германский мир, утверждал Бердяев, чувствует женственность славянской расы и думает, что он должен владеть этой расой и его землей. Мировая война была для него борьбой русского и германского духа, столкновением и переплетением восточного и западного христианских миров.
В настоящую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру, как сказал уже мир латинский и германский ... Славянская раса идет на смену другим расам, уже сыгравшим свою роль, уже склоняющимся к упадку; это раса будущего. Спор оживился осенью 1914 года С.Л.Франк писал: «Всякое оправдание войны ... должно быть признано ложным» [7].
Одна из характерных форм всего того, что связано со славянским вопросом в годы мировой войны, была представлена теоретиком и лидером эсеров В.М.Черновым. Эсеры осуждали шовинистическую официальную пропаганду, скептически воспринимали и основные установки либерально-кадетского патриотизма. Некоторые деятели партии эсеров принимали лозунг поражения царизма в империалистической войне, но преобладали сторонники обороны отечества. Этим обусловлена двойственность идейно-политических позиций.
Во всем вышесказанном прослеживается легкомысленный авантюризм Великой войны: славянский вопрос исследован у нас недостаточно не только в указанной, но и во многих других областях. Необходимо развивать его изучение, отбросив стереотипы прошлых лет и не пытаясь отстаивать те рубежи, защита которых не возможна и вредна для науки.
Литература
1. Пивоваров Ю. Очерки истории русской общественно-политической мысли Х1Х – первой трети ХХ века. – М., 1997. С.234.
2. Там же. С.235.
3. Там же. С.236.
4. Там же. С.239.
5. Бердяев Н.А. Вехи. – М.,1999. С.30.
6. Там же. С.31.
7. Франк С.Л. Биография П.Б.Струве. – Нью-Йорк,1952. С.113.
